Ехать из
Дели в Кералу мы решили поездом. Мы были наслышаны про индийские поезда и, тем
не менее, наше решение было окончательным: во-первых, билеты на самолет
бронировать нужно было заранее (теперь они были для нас слишком дороги), а во-вторых…
Во-вторых, уж очень хотелось попробовать то, что в Индии принято называть
поездом.
— Вы действительно собираетесь ехать в Кералу поездом? — недоверчиво
переспросил меня агент туристической фирмы, — от Дели до Тируванантапурама 2500
км пути. Это более двух суток в вагоне.
Мы бодро ответили, что именно этого мы и хотели, взяли билеты и отправились в
путь.
Несколько
слов стоит сказать о «классах комфорта» на индийской железной дороге. В Индии
их целых восемь: три класса АС, Sleeper, три класса сидячих вагонов, и еще
одни, о существовании которого мы узнали в процессе нашего путешествия.
AC-1 — это индийский СВ. Повидать его своими глазами нам не представилось,
однако очевидцы утверждают, что это весьма похоже на стандартный советский
вагон класса «Купе», выпуска 60-х годов. Там есть 4 широкие полки, двери с
замком, проводник, вагон-ресторан и прочая роскошь. Билет в АС-1 стоит около
300 долларов — путешествовать в АС-1
дороже, чем лететь самолетом.
AC-2 и AC-3 — это советский плацкарт. Разница только в том, что в AC-2 отсеки вагона отгорожены от
коридора синими шторками, а в АС-3 шторок нет. В АС-3 есть все, что и в АС-2,
кроме шторок, однако цена при этом отличается вдвое, поэтому мы купили билет в
АС-3. Именно билет, а не билеты. Пять человек в Индии вписывают в один бумажный
бланк и выдают его старшему группы. Тщательно выбирайте старшего группы:
потеряли билет — с поезда ссадят всю группу.
Следующий
класс после АС-3 — это Sleeper, т.е. спальный вагон. Главное
отличие Sleeper класса
от «AC» — это отсутствие кондиционера. Для Индии это немаловажно, поскольку
днем температура за бортом может быть более +40, а ночью — всего несколько
градусов выше нуля. А еще… Еще, если верить Discovery channel, в этом классе ездят нищие, воры,
разбойники…
— Простите,
Сэр, в AC-3 до Тируванантапурама есть только 4 билета. Пять билетов могу
предложить только в AC-1.
Пять
билетов в АС-1— это 1500$. Таких денег в нашем бюджете не предусмотрено.
— Быть
может, есть билеты дешевле?
— Нет, Сэр,
сейчас высокий сезон. В АС-2 все билеты распроданы, в АС-3 остались последние 4
билета. Вы можете сэкономить, если кто-то из вас поедет в АС-1, а остальные — в
АС-3. Или, если хотите, я могу забронировать для вас пять билетов в Слипере.
Ехать
отдельно от группы в незнакомой стране — перспектива не слишком заманчивая, но,
похоже, другого выбора у нас нет, ибо каждый из нас смотрел Discovery channel: о Sleeper классе нам было страшно даже
подумать.
Долго
обсуждали, кто поедет в АС-1: желающих ехать в купе по цене самолета среди нас
не находилось. Предлагали бросать жребий, делить цену билета между членами
группы, …
— Простите,
Сэр. Последний билет в АС-1 продан.
От этих
слов воздух в комнате наэлектризовался. Мы молча смотрели друг на друга, не в
состоянии поверить, что это случилось. Первым заговорил Гена.
— Ехать в
Слипере с девушками мы не можем. Это опасно. В АС-3 только четыре места. Единственный
вариант — кому-то из нас пойти в Sleeper класс. Лену одну в АС-3 я не оставлю.
Рассудили
просто: у Гены есть Лена, у Макса — Света. У Димы девушки нет, следовательно,
терять ему нечего. Ответ был очевиден. Мы купили билеты и отправились на
вокзал.
На вокзале
шумно и многолюдно. Носильщики носятся с мешками и чемоданами. Два десятка босоногих
людей в одинаковых черных одеждах сидят в зале ожидания прямо на бетонном полу.
Они раскачиваются из стороны в сторону и дружно поют песню.
Расписание
поездов в Индии — штука относительная. Говорят, поезд может задерживаться на
несколько часов. Этим людям некуда торопиться. Говорят, в ожидании поезда они
могут вот так, сидя на полу, петь песни до шести часов к ряду.
На перроне
мы познакомились с Амаром. Амар — местный мусульманин. Он рассказал нам о том,
что женат на татарке из Нижнего Тагила. Амар говорит, в Индии многие девушки из
России нашли свое счастье. Садясь в свой вагон, Амар пожелал нам хорошей
дороги, а также посоветовал спрятать билеты, которые мы держали в руках, в
надежное место, так как билеты на вокзалах часто воруют. Мы пожелали Амару
счастливого пути и отправились искать платформу, указанную в нашем билете.
Нам не
пришлось ждать долго: наш поезд пришел строго по расписанию. Местные жители
сказали, что нам очень повезло. Указанный в билете кондиционируемый вагон АС-3
№9 остановился недалеко от того места, где мы стояли. Мои спутники поднялись в
тамбур. А где же мой Sleeper? Толчея, суета, поезд вот-вот
отправится, а я не знаю где, и главное, по каким признакам искать мой вагон. В
билете написано вагон №12. Это в начале или в хвосте поезда? Задаю вопрос
проводнику кондиционированного вагона. Проводник не знает ответа на мой вопрос.
Пытаюсь что-то узнать у прохожих. Прохожие так неистово торопятся заскочить в
поезд, что им совершенно не до меня. Я слышу гудок поезда. Из под колес вагона
с громким свистом вышел пар, и поезд, вздрогнув, медленно заскользил вдоль
перрона. Не придумав ничего лучшего, я заскакиваю в тамбур АС-3 №9, в котором
пару минут назад скрылись мои товарищи. Что же, во всяком случае, я в поезде. В
билете указано, что поезд у меня и моих спутников один и тот же, значит, свой
вагон я смогу найти позже, а пока я с интересом разглядываю внутреннюю оснастку
этого чуда индийской железнодорожной техники.
Что же, это
действительно похоже на наш украинский плацкарт: полки, отсеки. Только здесь, в
отличии от нашего поезда, полки на треть уже, и их не четыре, как в Украине, а
шесть. Следовательно, и расстояние между полками здесь значительно меньше, чем
в Украине. Довольно чисто, ничем не пахнет. На потолке горят большие белые
лампы. Из прямоугольных пластиковых решеток на нас дует поток свежего
прохладного воздуха. Мимо меня проходит работник железной дороги. На нем темно
синяя униформа. Индиец спрашивает меня, где мое место и что я планирую кушать в
обед и на завтрак (в вагоне АС-3 предусмотрено трехразовое питание, которое уже
включено в стоимость билета). Я объяснил проводинку, что это не мой вагон, что
мне нужен Слипер. Индиец посмотрел в мой билет, махнул рукой в сторону хвоста
поезда и, не теряя времени, заторопился обслуживать других пассажиров. Я же
пошел по вагону в указанном проводником направлении, в поисках Слипер класса.
Люди в
вагоне самые разные: молодежь в джинсах и кедах, с планшетами и смартфонами,
люди в костюмах и галстуках, похожие на бизнесменов, старики в ярких
национальных одеждах, женщины в ярких оранжевых сари.
Я перехожу
из вагона в вагон. Тамбура здесь открытые, без заграждений. Переходя из вагона
в вагон, можно запросто выпасть из поезда на полотно: я стараюсь быть
осторожным. В каждом тамбуре есть туалет, по виду и запаху мало отличающийся от
украинского. На дверях туалетов под стеклом, в металлической рамке, находятся
правила пользования поездом. С любопытством читаю индийские правила. В поездах Indian railways запрещается
перевозить и употреблять спиртные напитки, взрывчатые вещества, ядовитых
животных. Также, категорически запрещается переходить из вагона в вагон (одно из
правил индийской железной дороги я, очевидно, уже нарушил), и самое интересное,
запрещается прикасаться к женщинам, разговаривать с ними, если они не давали на
это согласия, а также петь в присутствии женщин громкие песни. Все это
приравнивается к сексуальному домогательству и карается по закону лишением
свободы сроком до трех лет. Я окончательно отказался от идеи петь в присутствии
женщин, и продолжил свое путешествие к хвосту поезда.
Я хожу из
вагона в вагон уже минут двадцать, но они не кончаются. В каждом следующем
вагоне я спрашиваю проводника, скоро ли Sleeper класс. Каждый следующий проводник
смотрит в билет, машет рукой в сторону хвоста поезда, и я продолжаю свое
путешествие. Как я теперь уже понял, вагоны более высокого класса комфортности
расположены в голове поезда. Позади остались комфортабельные АС-1 и АС-2,
которых я не видел, вереница вагонов АС-3, где, быть может, прямо сейчас
обедают мои товарищи, а я все иду и иду. Я точно не знаю, куда я иду, но
устойчивое ощущение не покидает меня, что иду я в конкретную ...
В одном из
тамбуров путь мне преграждает человек в униформе военного. Вместо обычных
дверей здесь закрытая на замок стальная решетка. Я судорожно вспоминаю, не пел
ли я, случаем, песен в присутствии
женщин. Военный строго посмотрел мне в глаза, проверил билет, расспросил меня,
как я здесь оказался и, выслушав мой ответ, отворил предо мною стальную
решетку.
— Это
Слипер класс? — недоверчиво переспросил я.
— Вам сюда,
— сухо ответил военный.
Я сделал
шаг, и решетка с металлическим лязгом захлопнулась за моей спиной. В замочной
скважине дважды щелкнул ключ. От этого звука по спине у меня прошел холодок. Теперь
я остался совершенно один. Мои спутники далеко, да и, случись что, вряд ли этот
суровый дядя позволит мне еще раз пройти через этот кордон.
Я стою в
нерешительности перед дверью вагона. Перед глазами проносятся кадры из фильма Discovery channel. Должно быть, там целый вагон
уголовников. Они ночью зарежут меня, а после разделят мои вещи. Я еще раз
смотрю на стальную решетку и спину охранника. Интересно, если я закричу, он
придет мне на помощь? Господи, спаси меня грешного…
Я открываю
дверь вагона и в лицо мне, будто из печи, устремляется поток раскаленного
воздуха. Боже, какой кошмар!!! Железный вагон под лучами палящего солнца в
течение дня раскаляется до такой степени, что к его внутренним стенкам лучше не
прикасаться. Немудрено, что внутри вагона температура значительно выше, чем за
его пределами. Ощущение такое, будто я попал в баню. Здесь градусов сорок, а
может больше. Когда агент туристической фирмы в Нью Дели говорил мне, что в
Слипер классе нет кондиционеров, я и подумать не мог, что это настолько
серьезно. Дышать совершенно нечем. Мозг судорожно ищет спасительный выход из
этого бедствия: сейчас, погоди, жару выключат, — проносится мысль в воспаленном
сознании. Но нет, жара не выключается. А впереди двое суток пути… И едем мы на
юг, значит с каждым километром нашего путешествия здесь будет становиться все
жарче. Я не хочу думать об этом.
Я иду
вперед по вагону. Вместо стекол в окнах стальные решетки. Я чувствую себя
заключенным, которого везут по этапу. Откуда-то сверху спускается гул, похожий
на звук пропеллера винтомоторного самолета. Этот гул не умолкает ни на секунду,
он заполняет все пространство вагона. Я поднимаю глаза: над моей головой висят
три больших зарешетченных вентилятора. Лопасти их черных пропеллеров вращаются
с неимоверной скоростью, создавая этот ужасающий гул. Такие пропеллеры висят
тройками в каждом спальном отсеке вагона. Каждый раз, когда я прохожу под
очередной тройкой пропеллеров, мои волосы поднимаются вверх, будто желая сорваться
с моей головы, и улететь прочь, в бескрайние пространства вселенной. Всякий
раз, когда это случается, я инстинктивно пригибаюсь к земле, подобно тому, как
это делают вертолетчики, выходя под пропеллер из кабины пилота.
Я иду по
вагону. Десятки коричневых лиц друг за дружкой оборачиваются и с любопытством
глазеют в мою сторону. Видимо, для них, смуглолицых черноволосых, я — заморский
экзотический фрукт, или… Что у меня ценного при себе? Два кошелька в карманах
штанов, и зеркалка на дне рюкзака. Что делать с кошельками? Оставить в штанах,
или переложить в рюкзак? Из кармана штанов ночью их могут вытащить — рюкзак ночью
могут украсть… Интересно, я проснусь, если воры полезут в карманы? Говорят, они
здесь очень искусные… Впрочем, пусть все лежит, где лежит, ибо если я сейчас
начну что-то перекладывать, засвечу кошельки…
Оглушительный
паровозный гудок возвращает меня из астрала в реальность. Боже, как громко!!! Я
машинально пригибаюсь к земле и открываю рот, стараясь спасти от травмы мои
барабанные перепонки. Гудок умолкает, и в ту же секунду мимо окон с
оглушительным грохотом начинают мелькать вагоны встречного поезда. Наш поезд
дрожит, я чувствую эту вибрацию всем своим телом. Сквозь открытые окна в вагон врываются
вихри увлекаемого встречным поездом воздуха. Стараясь устоять на ногах, я
хватаюсь за поручень. И это спальный вагон??? Как я буду здесь спать? Только
теперь мне стало понятно, насколько хорошо были звукоизолированы
кондиционируемые вагоны АС-3, в одном из которых остались мои товарищи.
Где мое
место? С которым из этих бандитов мне придется соседствовать?
— Hello, my friend! How can I help you? — предвосхищая мой вопрос,
обращается ко мне усатый смуглолицый индиец.
Этот человек
не похож на разбойника. У него красивое лицо, строгий задумчивый взгляд. Незнакомец
посмотрел в мой билет и указал мне рукой на соседнюю полку.
— Take please your ticket. Don’t keep
it so. Hide in a safe place.
Это уже
второй человек, предупреждающий меня, не разгуливать с билетом в руках. Я прячу
билет в карман рюкзака. Незнакомец делает жест рукой, приглашая меня сесть.
— Откуда
ты? — спрашивает индиец.
— Из
Украины, — отвечаю я.
— Где
находится эта страна?
— Ну, рядом
с нами Россия, Польша, Румыния, …
— А, ты
живешь в СССР?
Так мы
проговорили несколько часов. Смуглолицый усатый индиец оказался военным. Он рассказал
мне, что вот уже двадцать лет служит в Jammu and Kashmir (северный штат Индии,
расположенный в Гималаях, на границе с Китаем и Пакистаном), а родился и вырос он
в Керале (штат на южной оконечности Индии), что каждый раз вот так, трое суток,
он едет в поезде в отпуск на родину, а потом, преодолев 3000 км, таким же путем
возвращается обратно на службу. Он же поведал мне, что в Слипер классе нет
проводников, что здесь не выдается белье, а также не предусмотрено питание.
— Цай, цяй,
цая!!! Цай, цяй, цая!!!
— Разносчик
чая, — пояснил мне попутчик.
Смуглолицый
индиец в синих штанах и клетчатой рубашке выжидающе остановился напротив нашего
отсека. В руках разносчика чая блестящий бидон с ручкой и большущая пачка белых
бумажных стаканчиков с логотипом Indian railways.
— Цай, цяй,
цая!!! — радостно возгласил разносчик.
— Можешь
взять чаю, — пояснил мне попутчик, — только с молоком не бери. В молоке могут
быть личинки глистов или опасные бактерии.
После этих
слов я утратил уверенность, что все еще хочу чаю.
— Не бойся,
— успокаивает меня попутчик, — чай без молока безопасен. Два чая без молока, —
обращается мой попутчик к разносчику, протягивая ему десять рупий.
Разносчик
открыл краник, нацедил из бидончика два стаканчика чаю, и радостный ускакал
восвояси.
— Цай, цяй,
цая!!! Цай, цяй, цая!!! — голос разносчика, удаляясь, становится тише и, наконец,
теряется в стуке колес и пропеллерном гуле вентиляторов.
—
Обыкновенный черный чай они называют «Цай», — разъясняет мне мой попутчик, —
чай с лимоном — «Цяй», с молоком — «Цая». Цай у него в бидоне. Бидон с водой и
заваркой ставится на огонь и кипятится. Когда содержимое бидона закипает,
разносчик снимает бидончик с огня и отправляется в путь по вагонам. Во время
кипения в бидоне погибает инфекция, поэтому такой чай безопасен. Молоко и лимон
разносчик носит в отдельной небольшой емкости, добавляя их в чай по
необходимости. Эти компоненты не проходят термической обработки, поэтому
употреблять их в пищу небезопасно.
По-видимому,
военные в Индии проходят нехилую теоретическую подготовку. Не уверен, что наши
военные смогли бы мне пояснить такие подробности.
—
Кофе-офе!!! Кофе-офе!!!
— А это
разносчик кофе. Кофе также бывает с молоком или без. Если хочешь, можешь
попробовать кофе. Кофе вдвое дороже чая, впрочем, они его неплохо заваривают.
Только не пей много кофе сразу, иначе ночью будешь плохо спасть.
Да, было бы
здорово, если бы кофе был единственным препятствием для сна в этом вагоне, —
подумал я про себя.
Жара стала
спадать: солнце клонится к западу. За окном вот уже много часов один и тот же
пейзаж: ярко-рыжий песок, дюны, барханы. Только изредка можно увидеть немного
пожухлой травы и одинокие деревца дикой акации.
— «Тар» —
«Великая индийская пустыня», — поясняет мне мой попутчик, — раньше здесь была
степь. Эту землю пустыней сделали люди. Много столетий подряд сельские жители
обрабатывали эту землю подсечно-огневым способом: они вырубали деревья, а сухую
траву поджигали. Когда огонь уничтожал все на своем пути, они перепахивали
землю и засевали поля монокультурой. Монокультура — это когда много лет подряд
выращивают одно и то же растение. Все это истощает почву. А воду из
немногочисленных рек, всю до последней капли, они разбирают на орошение полей.
Некогда полноводные, эти реки теперь умирают в песках, не достигая океана, а в
прошлом плодородные земли теперь превратились в пустыню.
Меня,
эколога по образованию, такое подробное разъяснение из уст простого военного привело
в состояние благоговейного трепета.
— Вон,
видишь, по краю бархана тянется цепочка людей? (Несколько женщин в красных
одеждах с металлическими кувшинами на головах, немного покачиваясь, медленно
бредут по пустыне). Эти женщины несут воду на многие километры. На поверхности
воды больше нет. Правительство Индии бурит глубокие скважины. Глубина этих
скважин может достигать нескольких сот метров. Из скважин выкачивают воду,
разливают в стальные кувшины и женщины несут эту воду домой, в свои селения,
которые расположены иногда в нескольких десятках километров от места, где
находится скважина. Бывает, за световой день эти женщины успевают сделать всего
пару ходок. Чтобы перенести больше, некоторые из них несут на головах по два
бидона. Вода в этом штате очень дорогая.
Солнце все
ниже склоняется к горизонту. Контуры дюн утопают в нежно-розовом мареве. Над пустыней
спускается вечер. Я в пути уже девять часов. В последний раз я ел утром, в
привокзальной кафешке, в Нью Дели. На протяжении нескольких последних часов,
отсекая прочие мысли, главной становится мысль о еде. Я хорошо помню, что ехать
до Кералы больше двух суток. Еды в Слипер классе мне не предложат. В принципе,
я уже свыкся с мыслью о том, что есть в следующий раз мне предстоит в
Тируванантапураме.
— Пора
подкрепиться, — словно читая мои мысли, — произнес мой попутчик.
Вряд ли
какие-то другие слова в этот момент могли бы доставить мне большую радость. Мой
попутчик не стал меня спрашивать, голоден я или нет. Он просто достал из-под
полки свою дорожную сумку и молча отдал мне половину еды, которая у него была с
собой. Я смутился. Мой попутчик улыбнулся мне такой благожелательной улыбкой,
что я после этого уже был не в силах смущаться. Мы стали ужинать. Мой попутчик
показывал мне, как правильно смешивать овощи, как все это правильно завернуть в
лепешку, а потом — как все это по науке кусать. Большая часть пассажиров в
соседних отсеках, следуя нашему примеру, зашуршали пакетами, и тоже приступили
к трапезе. Ужин удался. Я чувствовал себя необыкновенно счастливым.
Солнце село
за дюны. Впервые за много часов мы могли отдохнуть от палящего зноя. За окнами быстро
темнеет, и вот уже нельзя различить темных контуров дюн, слившихся с небом —
Великая индийская пустыня погружается в сон, окутываясь темно-синим сумраком
ночи.
Пора спать
и нам. Этот день был для меня не простым. Я изрядно устал, и теперь был готов
отключиться.
— Где твое
одеяло? — спросил меня мой попутчик.
— У меня
нет одеяла, — ответил я, улыбаясь.
— Ты сел в
поезд без одеяла?
Я молча
развел руками — мой попутчик покачал головой.
— Наверное,
ты впервые путешествуешь поездом?
Я,
соглашаясь, кивнул.
— Тебе
предстоит нелегкая ночь. Будет холодно. У тебя есть с собой теплые вещи?
Все мои
теплые вещи, привезенные из Непала, остались в камере хранения, в Дели. С собой
у меня только пара тонких летних штанов, полиэстеровая футболка, кепка, сандалии,
и зеркальная фотокамера в кофре.
Не
дождавшись ответа, мой попутчик снова достал из-под полки дорожную сумку, вынул
оттуда яркое оранжевое покрывало, и протянул его мне.
— Вот,
возьми хотя бы это. Это не слишком поможет, впрочем, ты сможешь хоть немного
согреться.
Я взял
покрывало. После стольких часов изнурительного зноя было трудно представить,
что здесь может быть холодно.
Мой
попутчик завернулся в свое одеяло и быстро уснул. Его примеру последовали
другие пассажиры. По-видимому, в этом вагоне только один человек не имел
одеяла. Я расстелил покрывало на полке и лег. Меня уже не смущает стук колес и гудение
вентиляторов, я уже почти не боюсь разбойников. Мои веки тяжелеют, и я
отключаюсь.
Сон мой
длился недолго. Меня разбудил ошеломляюще громкий гудок встречного поезда. От
этого звука, внезапно возникшего из темноты ночи, я едва не свалился с полки.
Если бы утром прошедшего дня я не имел подобного опыта, то теперь, спросонья, я
запросто мог бы подумать, что случилось крушение. Сквозь открытое окно
встречный поезд, как и положено, обдал меня мощной струей воздуха и, гремя
колесами, скрылся во мраке. Я пробовал спать, но минут через двадцать мы
встретили еще один поезд, и все повторилось. Если так пойдет дальше, к утру мне
потребуется помощь психотерапевта, — подумалось мне.
Очередной
встречный поезд меня разбудил часа через два. Только теперь, проснувшись, я
осознал, что в вагоне нечеловечески холодно. Температура за бортом, по
ощущениям, градусов десять, не больше, а я сижу на своей полке у открытого окна
в тонкой полиэстеровой футболке, летних штанах и оранжевом покрывале. Мне
чудовищно хочется спать, глаза закрываются сами, но стоит только прилечь, как
меня начинает бить мелкая дрожь. Я снова сажусь, обхватываю колени руками,
прячу голову между коленей и, завернувшись с головой в покрывало, начинаю
дышать. Постепенно воздух в пространстве, ограниченном покрывалом, становится
теплым, и я начинаю согреваться. Так я борюсь с холодом уже много часов, а ночь
все не заканчивается. Я окончательно обессилел. Чувствую, что вместе с теплом
из меня ушла вся моя энергия. У меня холодные руки и ноги, а теперь, к четырем
утра, холодными стали грудь и спина. В ушах слышен едва уловимый свист, от
которого невозможно избавиться. Я жду рассвета. Я хорошо знаю, что с первыми
лучами восходящего солнца мои мучения кончатся. Воздух снова нагреется до
сорока градусов и я смогу спать. Я смотрю на часы: с каждым часом время идет
все медленнее. В эту минуту на табло моих электронных часов 4:10, а 4:00 было
целую вечность назад. Как же долго я ждал, глядя на цифры 09, чтобы они превратились
в десятку.
Пять утра,
а рассвета все нет. Ну, да, сейчас ведь конец ноября, поэтому и рассветы здесь
поздние. Это палящее солнце и дневная сорокоградусная жара создают иллюзию
лета. Я впервые задумался о гипотермии. Я не знаю точно, можно ли получить
гипотермию при такой температуре, но мое состояние мне очень не нравится: я
совсем обессилел, свист в ушах из еле слышного теперь стал явным, тусклый свет
от флуоресцентной лампы подрагивает в моих глазах. Я встаю, выхожу в коридор и
начинаю ходить. Я прохожу несколько метров по коридору и снова возвращаюсь. Так
я хожу уже двадцать минут. Как бы узнать, когда взойдет солнце?
От звука
моих шагов заворочался парень из соседнего отсека. Я замер. Парень нервно
поежился, натянул одеяло на нос и, перевернувшись на другой бок, вроде, уснул.
Я сильно дрожу. Держа покрывало руками, я снова начинаю ходить.
— Hello, my friend, — послышался за моей спиной тихий
шепот.
Я
обернулся. Парень, очевидно-таки разбуженный моей суетой, прищурившись, смотрит
на меня из глубины своего шерстяного кокона.
— Иди сюда,
— позвал меня парень.
Я подошел.
Парень снял с себя вязаные шерстяные перчатки и шапку с надписью “adidas”, и протянул их мне. Я, немного
смутившись, одел перчатки и шапку.
— Садись
сюда, — предложил мне парень.
Когда я
вскарабкался к нему на верхнюю полку и сел, свесив вниз ноги, он отвернул полу
своего одеяла и обернул им меня. Трудно передать словами, что я почувствовал в
этот момент. Внутри одеяла было тепло… Мое сознание поплыло, и я чуть было не
отключился.
— О-по-по!
— парень прихватил меня за плечо, не дав мне упасть с полки.
Я вздрогнул
и сразу пришел в себя. Падение с такой высоты могло для меня закончиться плохо.
Парень подвинул меня к окну, а сам сел со стороны коридора.
— Где твое
одеяло?
Я развел
руками.
— Ты ездишь
в поезде впервые?
Я тихонько
кивнул.
— Там, где
ты живешь, нет холодов? — спросил меня парень.
— Там, где
я живу, в поездах выдают одеяла, — едва улыбнувшись, ответил я.
Парень
задумался.
— Ты
мусульманин?
— Христианин,
— ответил я.
— А я
мусульманин, — сказал парень, — меня зовут Маммад.
Мы
познакомились. Маммад спросил меня, почему я еду один, куда и с какой целью я направляюсь,
есть ли у меня жена и едят ли в моей стране мясо. Маммад оказался жителем
города Варанаси, где у него магазин тканей, а на юг он едет в гости к своему
родственнику. На его вопрос о профессии, я ответил, что я — фотограф, потому
что объяснить ему, что такое ивент-менеджер с моим плохим английским мне было
бы трудно. Маммад, выслушав, сказал, что мне обязательно нужно побывать в
Варанаси, потому что Варанаси — это совершенно особенный город. Я ответил, что,
возможно, однажды я там побываю.
Так мы
проговорили до рассвета. В тепле, под одеялом Маммада время шло быстро. С
первыми лучами солнца стало теплеть, и уже через тридцать минут в одеяле не
стало необходимости. Я не мог подобрать слов, которыми можно было бы выразить
мою благодарность.
— Не стоит,
— тихо ответил Маммад, — если ты хороший человек, для тебя всегда найдется
чье-нибудь одеяло.
Я вернул
теплые вещи моему спасителю и вернулся в свой пассажирский отсек.
— Как
прошла ночь? — спросил меня мой попутчик.
— Бог
послал мне Маммада, — улыбаясь, ответил я.
Военный
кивнул. Похоже, мой ответ нисколько не удивил моего попутчика. Я с
благодарностью вернул ему покрывало, обессилено рухнул на полку и тут же уснул.
Я проспал почти целый день. Меня совершенно не беспокоили ни гуляющие по столу
тараканы, ни ревущие пропеллеры вентиляторов, ни гудящие за окнами поезда.
После
полудня меня разбудил мой попутчик, чтобы спросить, не желаю ли я вместе с ним
пообедать. Меня до глубины души тронула его забота. Конечно же, я согласился,
тем более, что ел я в последний раз вчера вечером.
Попутчик,
как и вчера, достал из сумки уже привычные мне овощи и лепешки, и мы стали
обедать. Как и вчера к нашему обеду вовремя подоспели разносчики чая и кофе, и
я почувствовал себя совершенно счастливым.
Мы
пообедали. После вчерашнего ужина и обеда у нас осталась посуда: одноразовые бумажные
стаканчики от чая и кофе, пергаментные пакеты, несколько картонных тарелок.
— Что мне
делать с посудой? — спросил я попутчика.
— Outside, — ответил попутчик.
— Как Outside? — в недоумении переспросил я.
— Outside, — повторил мой попутчик, указывая
рукой в сторону окна.
— Нет, я не
могу Outside, — запротестовал я.
— Outside, — еще раз произнес мой попутчик и,
хохоча, выбросил нашу посуду в окно.
Груда
картонных тарелок и стопка бумажных стаканчиков разлетелись на ветру
праздничным фейерверком. Я с грустью взглянул им вслед из окна поезда: вдоль
железнодорожного полотна тянется белая лента, шириной в несколько метров,
состоящая из выброшенной бумажной посуды. Мы едем и едем, а полоса из посуды
все не заканчивается. Видимо, в этих поездах ездит действительно много народу.
— Простите,
мистер, — я обернулся на голос.
В нашем
отсеке с грудой посуды в руках стоял возникший из неоткуда крайне
интеллигентного вида иностранец.
— Как я
могу утилизировать мою посуду? — очень застенчиво спросил иностранец.
Я, понимая,
что сейчас будет, радостно заулыбался.
— Я не
нашел в вагоне контейнера, — сетовал иностранец, — как у вас принято поступать
с использованной посудой?
— Outside, — радостно прозвенел мой попутчик,
выхватил стопку тарелок из рук обалдевшего иностранца, и точным движением
вышвырнул все это в окно.
Сложно
описать словами выражение лица этого несчастного иностранца. Бедняга стоял в
своих тоненьких очочках с пунцовым лицом, чуть не плача. Он не мог шелохнуться.
Его руки остались в прежнем положении, будто они до сих пор продолжали сжимать стопку
тарелок.
— Откуда
ты? — спросил его мой попутчик.
— Из
Швейцарии, — едва сдерживая слезы, ответил бедняга, и, ссутулившись, зашагал по
коридору в сторону своего отсека.
В течение
следующих нескольких часов он недвижно сидел на своей полке, обхватив руками
колени, и натужно что-то обдумывал.
На тихом
ходу мы проезжаем поселок. Мимо окон вагона плывут небольшие кирпичные здания.
Узкие улочки, черные железные бочки на крышах. Верхние этажи большинства этих зданий
не достроены. На плоских крышах домов играют индийские дети. Должно быть, крыши
— единственное место, где они могут играть: застройка настолько плотная, что по
извилистой улочке трудно пройти, не зацепив стен плечами. В детских руках
ракетки для бадминтона. Малыш бьет по воланчику, воланчик летит и… Ах, вот оно
что: воланчик привязан к ракетке веревочкой. Малыш не рассчитал силу удара, и
воланчик улетает на соседнюю крышу. Малыш бросает ракетку, делает несколько
характерных движений руками, и непослушный воланчик снова оказывается в его
детских руках. Да, видимо, здесь по-другому нельзя играть в эту игру. Какое же
все-таки было у нас счастливое детство. Могли ли мы — дети тогда оценить,
насколько мы были счастливыми, хотя бы потому, что наш воланчик летал без
веревочки.
Пока дети
играют, несколько женщин там же, на крыше, стирают белье. Использованную воду
из своих тазиков они выплескивают, просто стоя на краю крыши. Вода мутным
потоком летит через два этажа вниз, по пути превращается в брызги, брызги
бьются о землю и затем, тонкими струйками стекают в зловонную сточную яму.
Глубокая сточная канава, наполненная ярко-зеленой водой, окружает поселок.
Запах из ямы такой, что нам в поезде просто нечем дышать. Нельзя сделать ни
единого вдоха. Я борюсь с рвотным рефлексом, зажимаю нос пальцами. Я стараюсь
совсем не дышать, задерживаю дыхание, ибо эту гадость мне противно вдыхать даже
ртом. Подобных запахов мне не приходилось встречать за пределами Индии.
Интересно, через запах можно заразиться инфекцией? Машинист, поехали скорее
отсюда!
Я смотрю на
попутчика. Он сидит в полуметре от меня и так же, как я смотрит в окно. Он не
может не чувствовать этого запаха, но лицо его невозмутимо спокойно. Его мысли
не здесь.
Мы
подъезжаем к маленькой станции. Несколько зданий из рыжего кирпича. На
кирпичной стене название населенного пункта, написанное по-индийски. Обычно
такие надписи в Индии дублируют по-английски, но на этой табличке нет латиницы.
Видно, в Индии есть места, названия которых некому читать по-английски.
У стены кирпичного
домика растет яркий розовый куст бугенвиллии. Боже, какая красота! Какая
невероятная игра цвета! Как же это цветущее чудо уживается здесь с этим ужасным
зловоньем? Хорошо, что здесь есть бугенвиллия: эти люди могут увидеть хоть
что-то красивое. Вот, посмотрел и, вроде, на душе стало легче. Быть может,
поэтому одежды этих индийцев такие яркие?
По всему
перрону прямо на асфальте сидят десятки людей. Люди самые разные, с вещами и
без, молодые и старые. Поезд еще замедляет свой ход и, наконец, громко выпустив
пар, останавливается. Голос диспетчера что-то объявляет из динамика
громкоговорителя на непонятном мне языке, носильщики носятся с чемоданами. К
окнам вагона подходят торговцы с подносами. На подносах лепешки, бутылки с
водой, какие-то сладости. Пассажиры поезда высовывают руки из окон вагонов,
передают торговцам деньги, а взамен получают от них сквозь прутья решетки
горячие пончики.
— Нельзя
покупать эту еду, — предостерегает меня мой попутчик, — у вокзальных торговцев
грязные руки, в этой еде могут быть бактерии, личинки глистов…
Поезд
вздрагивает, и начинает движение. Диспетчер снова произносит в динамик громкоговорителя
какие-то звуки. И вдруг около сотни людей одновременно вскакивают с перрона и,
громко галдя, бросаются бегом к поезду. От их крика у меня мороз пробегает по
коже. Я без всяких шуток подумал, что группа экстремистов задумала захватить
наш поезд.
—
Безбилетники, — поясняет мне мой попутчик, — они ждут до последнего, пока в
поезд не сядут все пассажиры с билетами. После этого они бросаются к сидячим
вагонам и набиваются туда стоймя столько, сколько вагоны могут вместить. Кто не
уместился в вагоне, едет в тамбуре. Кому места не досталось и там, стоят на
подножке, держась руками за поручни. Так они могут проехать десятки километров.
В Слипер и АС-класс их не пускают, а сидячие и общие вагоны никто не
контролирует.
— Что такое
общий вагон?
— В вагонах
Comon
class
нет сидячих мест или
полок. Это товарные вагоны. Их по нескольку штук цепляют к каждому поезду.
Внутри такого вагона есть только металлический пол, а также окна и двери. Это
вагоны для тех, кто не имеет денег даже на самый дешевый билет в сидячем
вагоне. Мест в таких вагонах всегда меньше, чем людей, желающих в них ехать.
Люди сидят по нескольку дней на перроне в ожидании своей очереди. Когда поезд
трогается, все эти люди вскакивают и изо всех сил стараются занять свободное
место в вагоне. Те, кому не удается этого сделать, возвращаются на перрон и
ждут следующего поезда.
Мой
попутчик был прав: не менее половины бежавших по перрону людей прекратили
преследовать поезд, и теперь расстроенные медленно возвращались на станцию.
Из коридора
послышались громкие голоса. Мы обернулись — толпа смуглых кудрявых мужчин,
человек тридцать, громко галдя, продвигалась по коридору. Эти люди одеты в
черные юбки, длиной до колена, из-под которых видны их босые ноги. Их
обнаженные торсы раскрашены белой краской, похожей на известь, на лбу у каждого
красный кружок, а на груди висят увесистые деревянные бусы.
— Местные
Хинду, — поясняет мне мой попутчик, — они хранят древние обычаи, согласно
которым им запрещено носить обувь (они не обуваются никогда в течение всей
своей жизни), они носят специальную традиционную одежду, и едят исключительно
растительную пищу. Они занимаются сельским хозяйством. Большинство из них знают
только язык своей родной провинции, они не умеют читать и писать, не знают
государственного языка Хинди, не говорят по-английски… В общем, их жизнь
состоит из работы в полях и религиозных ритуалов, которыми пронизано все их
существование.
Компания
Хинду прошла по коридору вглубь вагона, а до нашего слуха еще долго доносились
их громкие голоса. Хинду ушли, а вместо них в нашем отсеке появился другой
любопытный персонаж. Невысокого роста мужчина в очках, одетый в белую рубаху и
белую юбку, длиной до колена. На ногах плетеные сандалии.
— Урло-урлу-урлу-урла,
— улыбаясь, обратился к нам персонаж.
— Урла-урлу,
— неожиданно для меня ответил ему мой попутчик и жестом руки пригласил сесть.
— Что это
за язык? — спрашиваю я попутчика.
— Малаялам —
официальный язык штата Керала.
— Аааа,
урлу малаялам Керрралллла!!! — обрадовался персонаж в белой юбке.
— Откуда вы
зна… Ах, да, вы же родом из Кералы.
— Да, это
мой земляк. Он живет Алапузе. Это город на воде. Вместо дорог и улиц там
множество каналов. По городу люди передвигаются на лодках, а вместо автобусов
там курсируют моторные катера. Это место называют Индийской Венецией. Это
необыкновенно красивое место. Если будет возможность, обязательно стоит там
побывать.
— Вы живете
на воде?
— Нет, это
он живет в Алапузе. Я живу в пригороде Тируванантапурама. Это гораздо южнее. Но
это все в штате Керала.
— Они все
там ходят в юбках?
— Да, юбки
носят по всей Керале, а не только в Алапузе.
— А где
ваша юбка?
— Дома, — улыбается
мой попутчик, — выезжая за пределы штата, мы не используем юбок. Традиции
разных штатов очень рознятся. Существенно отличаются и языки. Только официальных
языков в Индии 23, а вместе с неофициальными языками и наречиями малых народов
их более 50. Языки настолько разные, что даже жители соседних штатов могут
совершенно не понимать друг друга.
— Как же вы
общаетесь?
— Любой
индиец, который учился в школе, кроме языка своей провинции, владеет также
официальным государственным языком Хинди, а также английским языком. Если
человек взял себе в жены девушку из соседней провинции, он постепенно
овладевает и этим языком. Человек, вроде меня, работающий в другой провинции,
должен выучить и этот язык. Таким образом, более или менее образованный человек
в нашей стране свободно владеет 4-5 языками, включая английский. Этого обычно
достаточно для свободного общения. Сколько языков используют жители вашей
страны?
— Ну, — стесняясь,
отвечаю я, — большинство украинцев владеют двумя местными языками: украинским и
русским (говоря об этом, я чувствовал, что слукавил). Некоторые говорят
по-английски. Более трех языков знают немногие.
— Не все
украинцы говорят по-английски?
— Нет, далеко не все.
Наш новый
сосед слушал нас с живым любопытством. Его зоркие глазки быстро бегали из
стороны в сторону. За несколько часов пути он не промолвил ни слова. Лишь
только потом, когда пришел контролер проверять наши билеты, стало понятно, что
человек в белой юбке говорит по-английски. Контролер хотел, было, подсадить к
нам в отсек еще одного пассажира, но наш новый сосед брезгливо поморщился и не
уступил места пришедшему пассажиру. Когда тот попросил его подвинуться,
последний сказал ему по-английски, что совершенно не способен этого сделать,
ибо слева от него на полке едет его дорожная сумка. Контролер заметил, что
сумка вполне могла бы ехать на полу или в багажном отсеке. После этих слов наш
сообразительный сосед напрочь перестал понимать по-английски и сколько не бился
с ним контролер, тот только что-то чирикал ему в ответ на своем, похожем на
птичий язык, малаяламе. В конце-концов, контролеру пришлось поселить своего
протеже в соседнем отсеке. А вечером, когда мой попутчик-военный достал еду и
пригласил всех к столу, наш новый сосед от приглашения отказался, залез на
верхнюю полку, и лежал там до конца ужина, а когда наш ужин закончился, тот
спустился вниз, достал свою еду и после ужинал один.
Впрочем, совсем
отделаться от нежеланного попутчика, размещенного контролером в соседнем
отсеке, персонажу в белой юбке не удалось. Молодой парень в черной чалме
оказался общительным малым. Он быстро бросил свои вещи соседям, а сам пришел
знакомиться с нами. Аджит, так звали парня в чалме, оказался Сикхом. Сикхизм — одна
из разновидностей индийских религий, возникшая на границе индуизма и ислама. В
течение всего времени, пока Аджит гостил в нашем отсеке, наш новый сосед в
белой юбке молчал, демонстративно отвернувшись в окно. Аджит напротив оказался
необыкновенно общительным. В течение первых десяти минут нашего общения Аджит
поведал нам, что он — сикх, что именно поэтому он в черном тюрбане (чалме), что
сикхам разрешается одновременно исповедовать несколько религий (в частности,
Аджит, по его словам, одновременно является сикхом, индуистом и мусульманином
и, даже, в некотором роде, христианином). Сикх-исламо-хинду-христианин кроме
всего прочего оказался экономистом по профессии, а также большим любителем
общения и социальных сетях. С первых минут нашего общения он немедленно потребовал
добавить его в Фейсбук. После моего возражения, что у меня нет с собой
ноутбука, он сбегал в соседний отсек и притащил свой. Когда его мобильный
Интернет отказался работать в стандарте сети местного мобильного оператора, Аджит
в течение одной минуты сумел познакомился с неким пассажиром из нашего вагона,
имевшим 3G-модем с карточкой нужного стандарта, притащил модем, а вместе с модемом
и его владельца к нам в отсек (надо было видеть в этот момент выражение лица
нашего соседа в белой юбке), после чего я был немедленно добавлен в список его
друзей в Фейсбуке, а затем мы в течение часа подробно изучали всю его
биографию, рассматривая фотокарточки всех его многочисленных родственников…
От Аджита
меня спасло наступление ночи. Аджит отправился спать, и я, наконец, мог
вздохнуть с облегчением. Однако, стоило мне только в разговоре с моим
попутчиком-военным обмолвиться словом о том, что я давно не беседовал с
родственниками из Украины, как в наш отсек снова прискакал Аджит с ноутбуком и
потребовал немедленно связаться по Скайпу с моими родственниками. Когда я
объяснил Аджиту, что моя мама не зарегистрирована в Скайп и я даже не знаю
наизусть ее мобильного номера, Аджит потребовал, чтобы я немедленно написал ей
письмо. Когда выяснилось, что и электронной почты у мамы нет, Аджит попросил
меня написать письмо хоть кому-нибудь из моих родствеников, что я и вынужден
был в итоге сделать, иначе Аджит бы в покое меня не оставил. Уходя в свой
отсек, Аджит сказал мне, что я могу разбудить его в любое время, если мне вдруг
что-нибудь понадобится.
Заимев
такого друга, как Аджит, я засыпал в эту ночь с чувством глубочайшего
спокойствия. У меня не было ни малейшего сомнения, что, случись опять ночью
холод или еще какая неприятность, Аджит раздобудет мне не то, что одеяло, если
потребуется, я уверен, он сумеет добыть в этом поезде батискаф или костюм
астронавта.
Впрочем, за
прошедший день мы проехали более тысячи километров на юг. Пустыня Тар осталась
далеко позади, температура и влажность забортного воздуха существенно
увеличилась, и этой ночью одеяло мне уже не потребовалось.
В эту ночь
я спал, как убитый. Я не слышал ни гудков встречного поезда, ни гула потолочных
пропеллеров (видимо, сказалась усталость от множества моих приключений). Я спал
до самого утра, до тех пор, пока не проснулся с первыми лучами солнца от весьма
необычных звуков. Я спросонья открыл глаза и от увиденного чуть не свалился со
своей полки: в моем отсеке стояли, как мне показалось, все 30 человек босоногих
Хинду, в своих черных юбках, с размалеванными торсами, и хором пели некую
индийскую песню. Они пели, топали, переминаясь с ноги на ногу, наклонялись,
выпрямлялись, хлопали в ладоши. Трудно сказать, каким чудом мои штаны остались
сухими, ибо в первые секунды моего пробуждения я всерьез, было, подумал, что
эти дикие люди производят надо мной некий магический ритуал и, еще чего
доброго, решат принести меня в жертву своим идолам.
Показательно,
что другие соседи из моего отсека, включая персонажа в белой юбке, спали, как
убитые, отвернувшись лицом к стене, и даже ухом не вели. Позже мне разъяснили,
что эти добрые люди в черных юбках ничего против меня не замышляли, а то, что
они делали — их стандартная утренняя молитва, которую они неукоснительно
совершают каждое утро при пробуждении, стоя лицом к восходящему солнцу.
Тревожить мой сон они тоже не намеревались, просто их 30 человек, и поместиться
всей компанией в нескольких своих восточных отсеках, из окон которых видно
восходящее солнце, они не могли (часть их людей ехали в отсеках, окна которых
выходят на запад, а, следовательно, солнца им оттуда было не видно), вот
поэтому и не осталось им ничего другого, кроме как прийти молиться в наш и
другие подходящие для утренней молитвы восточные отсеки.
Так, все
встало на свои места, впрочем, спать после утреннего мероприятия правоверных
Хинду, я был уже не в состоянии. Пришлось подниматься с рассветом. Вскоре после
меня поднялись и мои попутчики. Этим утром мы в последний раз позавтракали
вместе с моим другом-военным (через пару часов он сошел с поезда в пригороде
Тируванантапурама), который не только развлекал меня рассказами, но и кормил всю
дорогу от самого Дели. Прощаться с ним было немного грустно. Даже гуляющие во
время завтрака по столу тараканы не могли омрачить последних минут общения с
человеком, с которым за двое суток непростого пути мы уже стали друзьями.
Уходя, он пожелал мне и моим друзьям найти в Индии то, ради чего мы сюда ехали.
А еще через
пару часов мы сошли с поезда в Тируванантапураме, откуда местный автобус повез
нас в небольшой курортный городок Ковалам, затерявшийся среди тысяч кокосовых
пальм на берегу такого огромного, полного тайн, Индийского океана.
Впрочем,
это уже другая история…