Про одного необыкновенно красивого доктора :)

Если вы подолгу ожидаете чуда,  
а оно все никак не свершается –  
начинайте создавать его сами
для тех, кого любите. 

Докторов я боюсь с детства. Совершенно любых, даже тех, которые еще не сумели причинить мне никакого вреда. Даже если я был абсолютно здоров, встречая очередного человека в белом халате, я приходил в тихий ужас, понимая, что он все равно для меня потенциально опасен.

И так продолжалось годами. Я вырос, стал гораздо более сильным и быстроногим. Теперь обидеть меня было уже не так просто, однако, при каждой новой встрече с очередным представителем их белого братства я продолжал испытывать хорошо знакомый с детства душевный трепет.

Как и раньше, я продолжаю бояться их всех, впрочем, нет, есть одно исключение. С этой весьма миловидной особой я познакомился совершенно случайно. Было лето. Наш партнер-музыкант пригласил нас с директором на концерт своего джазового ансамбля. Я люблю джаз. Мой директор тоже. Было решено идти на концерт. Идти слушать джаз в компании довольно занудного очкарика, моему директору не хотелось, поэтому по пути на концерт он раздобыл где-то двух женщин. Мне, естественно, об этом ничего не сказал, впрочем, хорошо зная своего директора, я совершенно не удивился.

Я сел в машину. Из вечерней темноты салона на меня с любопытством смотрели две пары накрашенных глаз, принадлежавших, как позже выяснилось, двум довольно гламурным особам. Они изучали меня с большим интересом. Возможно, им было любопытно узнать, что это за экзотический фрукт с вертикально поставленной смешной прической, в рыжих замшевых кедах, черной футболке со странными восточными изображениями и не менее странным желтым браслетом на руке. Директор не смотрел в мою сторону. Во-первых, потому, что он уже знал почти все об этом занудном очкарике, а во-вторых, потому что он был очень горд тем, что вот так совершенно случайно раздобыл для концерта двух настолько симпатичных красавиц.

Мы приехали в небольшой ресторанчик, где и был запланирован этот концерт. Музыканты играли неважно, было шумно, совершенно неинтересно, привезенные директором барышни мне не понравились. Они были похожи на двух гламурных москвичек, коих я повидал на работе немало. Они говорили о блюдах, одни только названия которых вызывали у меня раздражение, о гламурных одеждах таких фирм, что если бы мы с директором захотели купить нечто подобное, нам пришлось бы продать его дорогую машину. Одна из них без конца говорила о том, что ее удивило во Франции и прочих странах, названия которых я не запомнил, потому что их было слишком много. Нет, я совершенно не удивляюсь тому, что некоторые довольно гламурные особы могут частенько бывать в этих странах, и каждый раз искренне чему-то удивляться, однако от этих рассказов мне становилось неловко, ибо я легко мог представить себе человека, который совершенно ни разу не бывал ни во Франции, ни в Германии. Эти же двое, судя по всему, частенько заезжали в эти страны мимоходом после работы. В таких ситуациях я обычно становлюсь либо нелепым и молчаливым, либо злым и циничным. Становиться злым и колючим мне не хотелось, ибо эти гламурные дамы, хоть и были мне несимпатичны, тем не менее, производили впечатление весьма образованных, да и вообще высокоинтеллектуальных людей. А злиться на образованных высокоинтеллектуальных людей лишь только за то, что я никогда не заходил в Германию после работы за пивом, или за то, что я никогда не имел телефона, который стоит столько же, сколько один из моих самых лучших фотообъективов, я просто не мог.

Поэтому я стал по обыкновению нелепым и молчаливым. Мой директор, желая как-то спасти положение, стал вести себя эпатирующее: он то и дело отпускал какие-то глупости, не стесняясь, шутил над словами этих двух высокопарных москвичек, как бы стараясь сказать мне, мол, я все понимаю, мне это тоже не нравится. Но уныние мое, тщательно прикрытое показным остроумием, не покидало меня.

Желая хоть как-то развлечься, я нарочно во всех мельчайших подробностях стал рассказывать этим гламурным особам в красивых коротеньких платьях особенности веревочной техники скального альпинизма, вдохновенно описывать принципы действия тех или иных закладных элементов, изо всех сил рассчитывая, что они испугаются и убегут восвояси. Тем не менее, эти двое слушали меня с таким неподдельным вниманием, что я уже просто не знал, как мне выйти из этого, мною же созданного неудобного положения. Первым не выдержал мой директор. Он – тоже альпинист, но я был настолько занудным, что выносить меня еще хоть минуту не мог даже он, несмотря на его врожденное просто-таки нечеловеческое спокойствие и терпение.

Желая хоть как-то мне отомстить, он нарочно стал разговаривать о футболе. Сам он ничего не знал о футболе, более того, он прекрасно знал, что я футбол терпеть не могу. Именно поэтому он и начал с упоением говорить об известных футбольных командах, их владельцах и прочих, совершенно непонятных ни мне, ни ему вещах. Правда, разговор этот длился недолго, ибо довольно быстро он начал путать Ахметова с Абрамовичем, чем здорово повеселил двух гламурных москвичек, которые так тактично и неявно над ним посмеялись, что я невольно стал проникаться к ним уважением.

Нашу неловкую ситуацию разрешил пришедший в очередной раз официант. По заказу москвичек он принес некое блюдо, которое, по словам этих самых москвичек, отличалось особыми органолептическими качествами (конечно, они так не сказали, но я понял их объяснения именно так, ибо уже родился с приличной дозой занудства в крови). Я смотрел на это странного вида творение кулинарного зодчества с неприкрытым сарказмом. Проницательные москвички это сразу заметили, поэтому одна из них не придумала ничего лучшего, чем молча наколоть на вилку кусочек этого странного блюда и протянуть его мне через стол.

-- Ешь, -- сказала одна из москвичек.

Я немного смутился такой прямоте, однако решил не выпендриваться, а просто открыл рот, в который мне и положили то, что было на вилке. Дальше произошло непредвиденное: вкус этого чуда был таким, что мой сарказм и ирония в одночасье исчезли. Я тут же явственно вспомнил о тех самых особенных органолептических свойствах, о которых так поэтично вещала одна из москвичек. Это было по-настоящему вкусно. Ничего подобного я никогда раньше не пробовал. Видя мое удивление, москвички мило улыбнулись. Кормившая меня, снова наколола на вилку кусочек этого чуда, и я снова открыл рот. Вот таким по-женски миловидным способом эти двое меня научили никогда не смеяться над тем, сущность чего мне кажется непонятной.

Я удивился. Более часа сидя с ними за общим столом, я и подумать не мог, что эти откровенно пафосные столичные существа могут оказаться настолько простыми и милыми в общении, что они могут вот так просто, почти по-домашнему покормить меня прямо из своей тарелки… Мой сарказм стал постепенно сменяться симпатией и уважением.

Позже выяснилось, что москвичкой из них была только одна. Вторая, которая была посимпатичней (впрочем, симпатичными они были обе), оказалась крымчанкой, просто она была настолько ухоженной и образованной, что я никак не мог подумать, что она – местный житель. Впрочем, они и меня позже спросили, откуда я приехал (я воспринял это, как комплемент).

Еще более я удивился, узнав, что дамы эти – родные сестры (они были немного похожи, но я сразу отбросил эту догадку, ибо не мог предположить, что мой директор способен раздобыть за час до концерта двух сестер-москвичек).

Еще позже выяснилось, что та, вторая, которая чуточку посимпатичней – доктор-невролог, и работает в местной клинике. Боже мой, эта гламурная дама – доктор??? Как это чудо в белом коротеньком платьице, высоких каблуках и красивом французском маникюре может быть доктором??? Я готов был влюбиться в нее хотя бы только за это, что, собственно, впоследствии и произошло, но это уже другая история.

С ума сойти: она – доктор!!! – эта мысль мне не давала покоя. Но как же это возможно??? Доктора же страшные, их же надо бояться!!! Всерьез бояться этого миловидного чуда мне бы попросту не позволила совесть. Вместо этого она мне стала сниться ночами. Так появился первый в мире доктор, который не только не вызывал во мне страха, но и стал мне весьма симпатичен.

Итак, это чудо оказалось доктором. С этим надо было что-то делать. И мне пришла в голову интересная мысль. Если есть доктор, значит, у доктора есть имя. Раз есть имя – есть и фамилия. Есть фамилия, значит, фамилию эту можно узнать. После этого можно узнать, в какой именно клинике этот доктор работает. После этого можно выяснить его расписание, а дальше… Дальше самое интересное: можно внезапно явиться к нему на прием. Я решил это устроить.

Некоторое время мне понадобилось для разведки. Я опросил тех людей, которые имели отношение к двум гламурным москвичкам. Теперь у меня была почти вся, необходимая мне информация и я был готов действовать. Я позвонил в регистратуру клиники и выяснил расписание нужного мне доктора. В не приемный день, чтобы случайно не встретиться с нужным мне доктором в коридоре, я приехал в клинику на разведку. Изучил дислокацию: входы, выходы, лестничные марши, этаж, кабинет. Теперь я готов к боевой операции. Представляю, как удивится мой доктор, когда увидит этого странного пациента. 

Я выбрал день, заготовил не очень обычный цветочек. Что подарить? Раз имеем дело с врачом, значит, подарок должен быть соответствующим. В красивую обертку я завернул шоколадку, рядом с которой я положил медицинский рецепт, в котором было указано, как следует принимать этот нехитрый медпрепарат для поднятия настроения.

Эта клиника располагалась в другом городе. В день разведки я изучил, сколько времени мне будет необходимо, чтобы добраться туда к началу ее смены. Все расчеты и измерения тщательно вносились в мой любимый блокнот, который на время этих событий стал журналом боевой операции.

Итак, я выбрал день. Позвонил в регистратуру и еще раз убедился, что мой доктор не ушел на больничный. Я встал в 04:30 утра и начал движение по запланированному маршруту. В аккурат, в 07:55 я был на месте. Я уже точно знал, где ее кабинет, куда выходят из него окна. Я подошел к зданию клиники с другой стороны, чтобы мой доктор вдруг ненароком не разглядел меня раньше времени из окна, подошел к окошку регистратуры, еще раз убедившись, что мой доктор работает и уже находится в кабинете.

Но тут произошло непредвиденное: я поднялся по лестнице, подошел к двери кабинета, у которой моего доктора уже ожидало несколько утренних пациентов, но вдруг выяснилось, что в кабинете моего доктора нет. Но сотрудница регистратуры мне точно сказала, что она в кабинете. Бабуличка-пациентка мне пояснила, что врач приходила, но сразу вышла куда-то, закрыв за собой дверь на ключ. Этого не могла знать сотрудница регистратуры. О Боже, надо немедленно бежать прочь и прятаться, ибо она может вернуться в любую секунду и застукать меня прямо здесь, в коридоре!!! Операция провалится!!! С этой мыслью я обернулся и, о Боже, она идет к кабинету с другого конца коридора!!! Что делать??? Путь к бегству на лестничный марш отрезан. Других выходов из этого коридора нет. Я стою в закоулке перед ее кабинетом, размером два на два метра, где есть окно, горшок с цветком, ряд стульев и куча ждущих врача пациентов. Я юркнул за стену. Она идет. Я слышу гулкий отзвук ее каблуков. Что делать? Здесь некуда спрятаться. Время идет на секунды. За четверть секунды я совершаю прыжок в сторону окна, поворачиваюсь спиной к коридору и в тихом ужасе жду, что будет. Мы виделись давно, на мне другая одежда. Я надеюсь, что со спины она меня не узнает. За следующие полсекунды я демонстрирую сидящим на стульях пациентам букет и подарок в обертке, чем даю им понять, что они ни за что не должны меня выдавать. Меня бьет мелкая дрожь. Я чувствую себя так, будто я советский разведчик, а по коридору ко мне идет немецкий боевой офицер, который запросто может меня разоблачить и если это случится, меня неминуемо расстреляют. Слышу шаги за моей спиной, щелчок ключа в замочной скважине, скрип открывающейся двери кабинета. Пациенты замерли в немом молчании. Только бы они не смотрели с любопытством в мою сторону, ибо так они меня неминуемо выдадут. Дверь захлопнулась. Я слышу глухие шаги внутри кабинета, скрип отодвинутого стула. Значит, все обошлось. Отнимаю от окна свои руки, крепко вцепившиеся в подоконник. Вытираю с лица струи холодного пота. Осторожно, с опаской оборачиваюсь назад. На меня молча смотрят восемь пар глаз пациентов. Рядом со мной стоит бабушка.

-- А вы что, ухаживаете за нашим доктором? – обращается ко мне бабушка.

-- Не знаю, -- обалдев от случившегося, отвечаю я.

Врач в кабинете, но пациенты не движутся с места. Драма, внезапно разыгравшаяся в коридоре клиники, пригвоздила их к стульям.

-- Можно, я без очереди? – с глупым выражением лица спрашиваю я.

-- Угу, -- молча кивают мне пациенты.

Я на секунду останавливаюсь перед дверью. Еще раз мысленно пробегаю по написанному сценарию. Ну, с Богом. Я тихонько открываю деверь, вхожу в кабинет.

Типичная советская клинка: убитая старая мебель, стены, окрашенные краской от пола до середины и выбеленные известью от середины до потолка. За столом сидит миниатюрная девушка. Я почему-то не думал, что она настолько маленькая. Там, в ресторане, в платье и на каблуках она показалась мне довольно высокой. Не знаю, почему так случилось: может, потому, что я привык к мысли о том, что гламурные москвички всегда двухметрового роста, а может потому, что у нее были слишком высокие каблуки.

За столом сидел совершенно другой человек. Миниатюрная фигурка женщины, темные волосы, аккуратно заколотые сзади, маленький белый халатик. Ее было трудно узнать. От былого пафоса не осталось и следа. Боже, какая она хорошенькая!

Я стою у дверей. Она смотрит в журнал записи пациентов, лежащий на ее столе. Она слышала, что в ее кабинет кто-то вошел, но она не отрывает глаз от журнала. Она – настоящий доктор. Она понимает, что к ней в кабинет вошло тело. Очередное тело, которое она будет лечить. Таких тел к ней каждый день приходит десяток, и так каждый день, месяцами, годами. Она к этому привыкла, ей уже трудно разглядеть в этих телах человека. Что же, не будем ее судить за ее профессиональный цинизм. Я много раз был на приеме у докторов: они все так делают.

Доктор смотрит в журнал. Ее лицо спокойно, взгляд неподвижен. Она на работе. Выбиваются из общей картины лишь только три предмета на ее столе: Apple iPhone, сложенный пополам ноутбук Sony Vaio, и букет красных роз, который я прислал ей курьером несколькими днями раньше, умышленно не вложив записки, чтобы создать интригу.

-- А что, невропатолог без записи принимает? – обращаюсь я к ней.

Она поднимает обыденный, ничего не выражающий взгляд и … В следующую секунду она начинает тихонько сползать под стол по спинке своего стула.

-- Привет, -- говорю я улыбаясь.

Она смотрит на меня, не произнося ни слова.

-- Как ты здесь… ?

Я ей вручаю букет. Собственно, даже не букет, а маленький нежный букетик, аккуратненько спрятанный в красивую картонную коробочку. Вынимаю из сумки мою лечебную шоколадку.

-- Но как ты добрался? Во сколько ты встал?

-- В 04:30 утра, -- честно отвечаю я.

Обалдев от случившегося, она молча взяла в руки букетик. Еще несколько секунд она сидела, не произнося ни слова, молча разглядывая оранжевую упаковку принесенного мной подарка.

-- Что это? – наконец, спросила она.

-- Открой.

Она бережно развернула упаковку. Там шоколадка, но мы с вами помним, что она не простая. Она читает рецепт. Рецепт совсем как настоящий: даже печать есть и подпись назначившего лечение. Естественно и подпись, и печать мои персональные. Она читает табличку, ее серьезное лицо расцветает улыбкой. Приталенный белый халатик красиво облегает ее маленькую фигурку. Боже, как здорово она смотрится в этом халатике!    

-- Я не смогу это съесть, -- вдруг произносит она, -- я буду хранить ее за стеклом в серванте.

Позже, специально по этому поводу я подарил ей еще две аналогичные шоколадки, но на этот раз одна из них была снабжена форменной музейной табличкой, на которой было написано, что сей экспонат был однажды подарен некому красивому доктору неизвестным местным художником, что предмет этот нашли археологи. Назначение его они так и не поняли, но, расшифровав древние письмена, пришли к выводу, что посредством этого необычного прямоугольника древние люди улучшали свое настроение. Другая, такая же шоколадка, была оснащена другой табличкой, которая гласила, что экспонат этот является подделкой и поэтому не должен храниться в музее. Так я надеялся, что первая шоколадка попадет в личный музей моего доктора, а уж вторая будет использована по назначению. Моим надеждам не суждено было сбыться: все три шоколадки оказались в музее.

Если вы встретите этого доктора, никогда не дарите ему ничего съедобного, в противном случае в ее музее будет со временем плохо пахнуть.

После этого было много событий. Она уволилась из клиники, пропала почти на полгода. Этой весной на месяц она уезжала в Китай, где училась новым методам нетрадиционной медицины. Потом она снова вернулась, жила в другом городе. А недавно мы снова увиделись. Мы купили ей очень красивый горный велосипед, на котором теперь мы будем учиться кататься. Один раз мы это уже делали. Надеюсь, что скоро мы увидимся снова.

Я не знаю, чем закончится эта история. Но я точно знаю одно: на этой планете теперь есть как минимум один очень красивый доктор, которого я, надеюсь, никогда не буду бояться.